|
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Скорым шагом удалялся он прочь от города, а за ним, понурив головы и едва поспевая, следовали обыватели. Наконец, к вечеру, он пришел. Перед глазами его расстилалась совершенно ровная низина, на поверхности кото- рой не замечалось ни одного бугорка, ни одной впадины. Куда ни обрати взоры - везде гладь, везде ровная скатерть, по которой можно шагать до бесконечности. Это был тоже бред, но бред, точь-в-точь совпадавший с тем бредом, который гнездился в его голове...
- Здесь! - крикнул он ровным, беззвучным голосом.
Строился новый город на новом месте, но одновременно с ним выползало на свет что-то иное, чему еще не было в то время придумано названия и что лишь в позднейшее время сделалось известным под довольно определен- ным названием "дурных страстей" и "неблагонадежных элементов". Непра- вильно было бы, впрочем, полагать, что это "иное" появилось тогда в пер- вый раз; нет, оно уже имело свою историю...
Еще во времена Бородавкина летописец упоминает о некотором Ионке Ко- зыре, который, после продолжительных странствий по теплым морям и ки- сельным берегам, возвратился в родной город и привез с собой собственно- го сочинения книгу под названием "Письма к другу о водворении на земле добродетели". Но так как биография этого Ионки составляет драгоценный материал для истории русского либерализма, то читатель, конечно, не по- сетует, если она будет рассказана здесь с некоторыми подробностями.
Отец Ионки, Семен Козырь, был простой мусорщик, который, воспользо- вавшись смутными временами, нажил себе значительное состояние. В краткий период безначалия (см. "Сказание о шести градоначальницах"), когда, в течение семи дней, шесть градоначальниц вырывали друг у друга кормило правления, он, с изумительною для глуповца ловкостью, перебегал от одной партии к другой, причем так искусно заметал следы свои, что законная власть ни минуты не сомневалась, что Козырь всегда оставался лучшею и солиднейшею поддержкой ее. Пользуясь этим ослеплением, он сначала продо- вольствовал войска Ираидки, потом войска Клементинки, Амальки, Нельки и, наконец, кормил крестьянскими лакомствами Дуньку-толстопятую и Матрен- ку-ноздрю. За все это он получал деньги по справочным ценам, которые сам же сочинял, а так как для Мальки, Нельки и прочих время было горячее и считать деньги некогда, то расчеты кончались тем, что он запускал руку в мешок и таскал оттуда пригоршнями.
Ни помощник градоначальника, ни неустрашимый штаб-офицер - никто ни- чего не знал об интригах Козыря, так что когда приехал в Глупов подлин- ный градоначальник, Двоекуров, и началась разборка "оного нелепого и смеха достойного глуповского смятения", то за Семеном Козырем не только не было найдено ни малейшей вины, но, напротив того, оказалось, что это "подлинно достойнейший и благопоспешительнейший к подавлению революций гражданин".
Двоекурову Семен Козырь полюбился по многим причинам. Во-первых, за то, что жена Козыря, Анна, пекла превосходнейшие пироги; во-вторых, за то, что Семен, сочувствуя просветительным подвигам градоначальника, выстроил в Глупове пивоваренный завод и пожертвовал сто рублей для осно- вания в городе академии; в-третьих, наконец, за то, что Козырь не только не забывал ни Симеона-Богоприимца, ни Гликерии-девы (дней тезоименитства градоначальника и супруги его), но даже праздновал им дважды в год.
Долго памятен был указ, которым Двоекуров возвещал обывателям об отк- рытии пивоваренного завода и разъяснял вред водки и пользу пива. "Водка, - говорилось в том указе, - не токмо не вселяет веселонравия, как многие полагают, но, при довольном употреблении, даже отклоняет от оного и по- рождает страсть к убивству. Пива же можно кушать сколько угодно и без всякой опасности, ибо оное не печальные мысли внушает, а токмо добрые и веселые. А потому советуем и приказываем: водку кушать только перед обе- дом, но и то из малой рюмки; в прочее же время безопасно кушать пиво, которое ныне в весьма превосходном качестве и не весьма дорогих цен из заводов 1-й гильдии купца Семена Козыря отпущается". Последствия этого указа были для Козыря бесчисленны. В короткое время он до того процвел, что начал уже находить, что в Глупове ему тесно, а "нужно-де мне, Козы- рю, вскорости в Петербурге быть, а тамо и ко двору явиться".
Во время градоначальстования Фердыщенки Козырю посчастливилось еще больше, благодаря влиянию ямщичихи Аленки, которая приходилась ему вну- чатой сестрой. В начале 1766 года он угадал голод и стал заблаговременно скупать хлеб. По его наущению Фердыщенко поставил у всех застав поли- цейских, которые останавливали возы с хлебом и гнали их прямо на двор к скупщику. Там Козырь объявлял, что платит за хлеб "по такции", и ежели между продавцами возникали сомнения, то недоумевающих отправлял в часть.
Но как пришло это баснословное богатство, так оно и улетучилось. Во-первых, Козырь не поладил с Домашкой-стрельчихой, которая заняла мес- то Аленки. Во-вторых, побывав в Петербурге, Козырь стал хвастаться; кня- зя Орлова звал Гришей, а о Мамонове и Ермолове говорил, что они умом ко- ротки, что он, Козырь, "много им насчет национальной политики толковал, да мало они поняли".
В одно прекрасное утро, нежданно-негаданно, призвал Фердыщенко Козыря и повел к нему такую речь:
- Правда ли, - говорил он, - что ты, Семен, светлейшего Римской импе- рии князя Григория Григорьевича Орлова Гришкою величал и, ходючи по ка- бакам, перед всякого звания людьми за приятеля себя выдавал?
Козырь замялся.
- И на то у меня свидетели есть, - продолжал Фердыщенко таким тоном, который не дозволял усомниться, что он подлинно знает, что говорит.
Козырь побледнел.
- И я тот твой бездельный поступок, по благодушию своему, прощаю! - вновь начал Фердыщенко, - а которое ты имение награбил, и то имение твое отписываю я, бригадир, на себя. Ступай и молись богу.
И точно: в тот же день отписал бригадир на себя Козыреву движимость и недвижимость, подарив, однако, виновному хижину на краю города, чтобы было где душу спасти и себя прокормить.
Больной, озлобленный, всеми забытый, доживал Козырь свой век и на за- кате дней вдруг почувствовал прилив "дурных страстей" и "неблагонадежных элементов". Стал проповедывать, что собственность есть мечтание, что только нищие да постники взойдут в Царствие Небесное, а богатые да браж- ники будут лизать раскаленные сковороды и кипеть в смоле. Причем, обра- щаясь к Фердыщенке (тогда было на этот счет просто: грабили, но правду выслушивали благодушно), прибавлял:
- Вот и ты, чертов угодник, в аду с братцем своим сатаной калеными угольями трапезовать станешь, а я, Семен, тем временем на лоне Авраамлем почивать буду.
Таков был первый глуповский демагог.
Ионы Козыря не было в Глупове, когда отца его постигла страшная ка- тастрофа. Когда он возвратился домой, все ждали, что поступок Фердыщенки приведет его, по малой мере, в негодование; но он выслушал дурную весть спокойно, не выразив ни огорчения, ни даже удивления. Это была довольно развитая, но совершенно мечтательная натура, которая вполне безучастно относилась к существующему факту и эту безучастность восполняла большою дозою утопизма. В голове его мелькал какой-то рай, в котором живут доб- родетельные люди, делают добродетельные дела и достигают добродетельных результатов. Но все это именно только мелькало, не укладываясь в опреде- ленные формы и не идя далее простых и не вполне ясных афоризмов. Самая книга "О водворении на земле добродетели" была не что иное, как свод по- добных афоризмов, не указывавших и даже не имевших целью указать на ка- кие-либо практические применения. Ионе приятно было сознавать себя доб- родетельным, а, конечно, еще было бы приятнее, если б и другие тоже соз- навали себя добродетельными. Это была потребность его мягкой, мечта- тельной натуры; это же обусловливало для него и потребность пропаганды. Сожительство добродетельных с добродетельными, отсутствие зависти, огор- чений и забот, кроткая беседа, тишина, умеренность - вот идеалы, которые он проповедовал, ничего не зная о способах их осуществления.
Несмотря на свою расплывчатость, учение Козыря приобрело, однако ж, столько прозелитов в Глупове, что градоначальник Бородавкин счел нелиш- ним обеспокоиться этим. Сначала он вытребовал к себе книгу "О водворении на земле добродетели" и освидетельствовал ее; потом вытребовал и самого автора для освидетельствования.
- Чел я твою, Ионкину, книгу, - сказал он, - и от многих надписанных в ней злодейств был приведен в омерзение.
Ионка казался изумленным. Бородавкин продолжал:
- Мнишь ты всех людей добродетельными сделать, а про то позабыл, что добродетель не от тебя, а от Бога, и от Бога же всякому человеку прис- тойное место указано.
Ионка изумлялся все больше и больше этому приступу и не столько со страхом, сколько с любопытством ожидал, к каким Бородавкин придет выво- дам.
- Ежели есть на свете клеветники, тати, злодеи и душегубцы (о чем и в указах неотступно публикуется), - продолжал градоначальник, - то с чего же тебе, Ионке, на ум взбрело, чтоб им не быть? и кто тебе такую власть дал, чтобы всех сил людей от природных их званий отставить и зауряд с добродетельными людьми в некоторое смеха достойное место, тобою "раем" продерзостно именуемое, включить?
Ионка разинул было рот для некоторых разъяснений, но Бородавкин прер- вал его:
- Погоди. И ежели все люди "в раю" в песнях и плясках время препро- вождать будут, то кто же, по твоему, Ионкину, разумению, землю пахать станет? и вспахавши сеять? и посеявши жать? и собравши плоды, оными гос- под дворян и прочих чинов людей довольствовать и питать?
Опять разинул рот Ионка, и опять Бородавкин удержал его порыв.
- Погоди. И за те твои бессовестные речи судил я тебя, Ионку, судом скорым, и присудили тако: книгу твою, изодрав, растоптать (говоря это, Бородавкин изодрал и растоптал), с тобою же самим, яко с растлителем добрых нравов, по предварительной отдаче на поругание, поступить, как мне, градоначальнику, заблагорассудится.
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Скачать полный текст (395 Кб)
Перейти на страницу автора
|