|
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Между тем Парамоша с Яшенькой делали свое дело в школах. Парамошу нельзя было узнать; он расчесал себе волосы, завел бархатную поддевку, душился, мыл руки добела и в этом виде ходил по школам и громил тех, ко- торые надеются на князя мира сего. Горько издевался он над суетными, тщеславными, высокоумными, которые о пище телесной заботятся, а духовною небрегут, и приглашал всех удалиться в пустыню. Яшенька, с своей сторо- ны, учил, что мир, который мы думаем очима своима видети, есть сонное некое видение, которое насылается на нас врагом человечества, и что сами мы не более как странники, из лона исходящие и в оное же лоно входящие. По мнению его, человеческие души, яко жито духовное, в некоей житнице сложены, и оттоль, в мере надобности, спущаются долу, дабы оное сонное видение вскорости увидети и по малом времени вспять в благожелаемую жит- ницу благопоспешно возлететь. Существенные результаты такого учения зак- лючались в следующем: 1) что работать не следует; 2) тем менее надлежит провидеть, заботиться и пещись, и 3) следует возлагать упование и созер- цать - и ничего больше. Парамоша указывал даже, как нужно созерцать. "Для сего, - говорил он, - уединись в самый удаленный угол комнаты, сядь, скрести руки под грудью и устреми взоры на пупок".
Аксиньюшка тоже не плошала, но била в баклуши неутомимо. Она ходила по домам и рассказывала, как однажды черт водил ее по мытарствам, как она первоначально приняла его за странника, но потом догадалась и срази- лась с ним. Основные начала ее учения были те же, что у Парамоши и Яшеньки, то есть, что работать не следует, а следует созерцать. "И, главное, подавать нищим, потому что нищие не о мамоне пекутся, а о том, как бы душу свою спасти", - присовокупляла она, протягивая при этом ру- ку. Проповедь эта шла столь успешно, что глуповские копейки дождем сыпа- лись в ее карманы, и в скором времени она успела скопить довольно значи- тельный капитал. Да и нельзя было не давать ей, потому что она всякому, не подающему милостыни, без церемонии плевала в глаза и, вместо извине- ния, говорила только: "Не взыщи!"
Но представителей местной интеллигенции даже эта суровая обстановка уже не удовлетворяла. Она удовлетворяла лишь внешним образом, но настоя- щего уязвления не доставляла. Конечно, они не высказывали этого публично и даже в точности исполняли обрядовую сторону жизни, но это была только внешность, с помощью которой они льстили народным страстям. Ходя по ули- цам с опущенными глазами, благоговейно приближаясь к папертям, они как бы говорили смердам: "Смотрите! и мы не гнушаемся общения с вами!" - но, в сущности, мысль их блуждала далече. Испорченные недавними вакханалиями политеизма и пресыщенные пряностями цивилизации, они не довольствовались просто верою, но искали каких-то "восхищений". К сожалению, Грустилов первый пошел по этому пагубному пути и увлек за собой остальных. Приме- тив на самом выезде из города полуразвалившееся здание, в котором неког- да помещалась инвалидная команда, он устроил в нем сходбища, на которые по ночам собирался весь так называемый глуповский бомонд. Тут сначала читали критические статьи г. Н.Страхова, но так как они глупы, то скоро переходили к другим занятиям. Председатель вставал с места и начинал корчиться; примеру его следовали другие; потом, мало-помалу, все начина- ли скакать, кружиться, петь и кричать, и производили эти неистовства до тех пор, покуда, совершенно измученные, не падали ниц. Этот момент собственно и назывался "восхищением".
Мог ли продолжаться такой жизненный установ и сколько времени? - оп- ределительно отвечать на этот вопрос довольно трудно. Главное пре- пятствие для его бессрочности представлял, конечно, недостаток продо- вольствия, как прямое следствие господствовавшего в то время аскетизма; но, с другой стороны, история Глупова примерами совершенно положительны- ми удостоверят, что продовольствие совсем не столь необходимо для счас- тия народов, как это кажется с первого взгляда. Ежели у человека есть под руками говядина, то он, конечно, охотнее питается ею, нежели други- ми, менее питательными веществами; но если мяса нет, то он столь же охотно питается хлебом, а буде и хлеба недостаточно, то и лебедою. Стало быть, это вопрос еще спорный. Как бы то ни было, но безобразная глуповс- кая затея разрешилась гораздо неожиданнее и совсем не от тех причин, ко- торых влияние можно было бы предполагать самым естественным.
Дело в том, что в Глупове жил некоторый, не имеющий определенных за- нятий, штаб-офицер, которому было случайно оказано пренебрежение. А именно, еще во времена политеизма, на именинном пироге у Грустилова, всем лучшим гостям подали уху стерляжью, а штаб-офицеру, - разумеется, без ведома хозяина, - досталась уха из окуней. Гость проглотил обиду ("только ложка в руке его задрожала", говорит летописец), но в душе пок- лялся отомстить. Начались контры; сначала борьба велась глухо, но потом, чем дальше, тем разгоралась все пуще и пуще. Вопрос об ухе был забыт и заменился другими вопросами политического и теологического свойства, так что когда штаб-офицеру, из учтивости, предложили присутствовать при "восхищениях", то он наотрез отказался.
И был тот штаб-офицер доноситель...
Несмотря на то, что он не присутствовал на собраниях лично, он зорко следил за всем, что там происходило. Скакание, кружение, чтение статей Страхова - ничто не укрывалось от его проницательности. Но он ни словом, ни делом не выразил ни порицания, ни одобрения всем этим действиям, а хладнокровно выжидал, покуда нарыв созреет. И вот, эта вожделенная мину- та наконец наступила: ему попался в руки экземпляр сочиненной Грустило- вым книги: "О восхищениях благочестивой души"...
В одну из ночей кавалеры и дамы глуповские, по обыкновению, собрались в упраздненный дом инвалидной команды. Чтение статей Страхова уже кончи- лось, и собравшиеся начали слегка вздрагивать; но едва Грустилов, в ка- честве председателя собрания, начал приседать и вообще производить пред- варительные действия, до восхищения души относящиеся, как снаружи послы- шался шум. В ужасе бросились сектаторы ко всем наружным выходам, забыв даже потушить огни и устранить вещественные доказательства... Но было уже поздно.
У самого главного выхода стоял Угрюм-Бурчеев и вперял в толпу цепеня- щий взор...
Но что это был за взор... О, Господи! что это был за взор!..
ПОДТВЕРЖДЕНИЕ ПОКАЯНИЯ. ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Он был ужасен.
Но он сознавал это лишь в слабой степени и с какою-то суровою скром- ностью оговаривался. "Идет некто за мной, - говорил он, - который будет еще ужаснее меня".
Он был ужасен; но, сверх того, он был краток и с изумительною ограни- ченностью соединял непреклонность, почти граничившую с идиотством. Никто не мог обвинить его в воинственной предприимчивости, как обвиняли, нап- ример, Бородавкина, ни в порывах безумной ярости, каким были подвержены Брудастый, Негодяев и многие другие. Страстность была вычеркнута из чис- ла элементов, составлявших его природу, и заменена непреклонностью, действовавшею с регулярностью самого отчетливого механизма. Он не жести- кулировал, не возвышал голоса, не скрежетал зубами, не гоготал, не топал ногами, не заливался начальственно-язвительным смехом; казалось, он даже не подозревал нужды в административных проявлениях подобного рода. Со- вершенно беззвучным голосом выражал он свои требования, и неизбежность их выполнения подтверждал устремлением пристального взора, в котором вы- ражалась какая-то неизреченная бесстыжесть. Человек, на котором останав- ливался этот взор, не мог выносить его. Рождалось какое-то совсем осо- бенное чувство, в котором первенствующее значение принадлежало не столько инстинкту личного самосохранения, сколько опасению за человечес- кую природу вообще. В этом смутном опасении утопали всевозможные пред- чувствия таинственных и непреодолимых угроз. Думалось, что небо обрушит- ся, земля разверзнется под ногами, что налетит откуда-то смерч и все поглотит, все разом... То был взор, светлый, как сталь, взор, совершенно свободный от мысли, и потому недоступный ни для оттенков, ни для колеба- ний. Голая решимость - и ничего более.
Как человек ограниченный, он ничего не преследовал, кроме правильнос- ти построений. Прямая линия, отсутствие пестроты, простота, доведенная до наготы, - вот идеалы, которые он знал и к осуществлению которых стре- мился. Его понятие о "долге" не шло далее всеобщего равенства перед шпицрутеном; его представление о "простоте" не переступало далее просто- ты зверя, обличавшей совершенную наготу потребностей. Разума он не приз- навал вовсе, и даже считал его злейшим врагом, опутывающим человека сетью обольщений и опасных привередничеств. Перед всем, что напоминало веселье или просто досуг, он останавливался в недоумении. Нельзя ска- зать, чтоб эти естественные проявления человеческой природы приводили его в негодование: нет, он просто-напросто не понимал их. Он никогда не бесновался, не закипал, не мстил, не преследовал, а, подобно всякой дру- гой бессознательно действующей силе природы, шел вперед, сметая с лица земли все, что не успевало посторониться с дороги. "Зачем?" - вот единственное слово, которым он выражал движения своей души.
Вовремя посторониться - вот все, что было нужно. Район, который обни- мал кругозор этого идиота, был очень узок; вне этого района можно было и болтать руками, и громко говорить, и дышать, и даже ходить распоясав- шись; он ничего не замечал; внутри района - можно было только марширо- вать. Если б глуповцы своевременно поняли это, им стоило только встать несколько в стороне и ждать. Но они сообразили это поздно, и в первое время, по примеру всех начальстволюбивых народов, как нарочно совались ему на глаза. Отсюда бесчисленное множество вольных истязаний, которые, словно сетью, охватили существование обывателей, отсюда же - далеко не заслуженное название "сатаны", которое народная молва присвоила Уг- рюм-Бурчееву. Когда у глуповцев спрашивали, что послужило поводом для такого необычного эпитета, они ничего толком не объясняли, а только дро- жали. Молча указывали они на вытянутые в струну дома свои, на разбитые перед этими домами палисадники, на форменные казакины, в которые однооб- разно были обмундированы все жители до одного, - и трепетные губы их шептали: сатана!
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Скачать полный текст (395 Кб)
Перейти на страницу автора
|