|
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Она вынула руку. Согнувшись, медленно пошла - два шага - быстро
повернулась - и вот опять рядом со мной. Губы шевелятся - глазами, губами
- вся - одно и то же, одно и то же мне какое-то слово - и какая
невыносимая улыбка, какая боль...
А потом согнутая человеческая щепочка в дверях, крошечная тень за
стеной - не оглядываясь, быстро - все быстрее...
Я подошел к столику Ю. Взволнованно, негодующе раздувая жабры, она
сказала мне:
- Вы понимаете - все как с ума сошли! Вот он уверяет, будто сам видел
около Древнего Дома какого-то человека - голый и весь покрыт шерстью...
Из пустой, ощетинившейся головами кучки - голос:
- Да! И еще раз повторяю: видел, да.
- Ну, как вам это нравится, а? Что за бред!
И это "бред" - у нее такое убежденное, негнущееся, что я спросил себя:
"Не бред ли и в самом деле все это, что творится со мною и вокруг меня за
последнее время?" Но взглянул на свои волосатые руки - вспомни лось: "В
тебе, наверно, есть капля лесной крови... Может быть, я тебя оттого и..."
Нет: к счастью - не бред. Нет: к несчастью - не бред.
Запись 33-я.
Конспект:
(ЭТО БЕЗ КОНСПЕКТА, НАСПЕХ, ПОСЛЕДНЕЕ.)
Этот день - настал.
Скорей за газету: быть может - там... Я читаю газету глазами (именно
так: мои глаза сейчас - как перо, как счетчик, которые держишь, чувствуешь,
в руках - это постороннее, это инструмент).
Там - крупно, во всю первую страницу:
- "Враги счастья не дремлют. Обеими руками держитесь за счастье!
Завтра приостанавливаются работы - все нумера явятся для Операции.
Неявившиеся - подлежат Машине Благодетеля".
Завтра! Разве может быть - разве будет какое-нибудь завтра?
По ежедневной инерции я протянул руку (инструмент) к книжной полке -
вложил сегодняшнюю газету к остальным, в украшенный золотом переплет. И на
пути:
- "Зачем? Не все ли равно? Ведь сюда, в эту комнату - я уже никогда
больше, никогда..."
И газета из рук - на пол. А я стою и оглядываю кругом всю, всю, всю
комнату, я поспешно забираю с собой - я лихорадочно запихиваю в невидимый
чемодан все, что жалко оставить здесь. Стол. Книги. Кресло. На кресле тогда
сидела I - а я внизу, на полу... Кровать...
Потом минуту, две - нелепо жду какого-то чуда, быть может - зазвонит
телефон, быть может, она скажет, чтоб...
Нет. Нет чуда...
Я ухожу - в неизвестное. Это мои последние строки. Прощайте - вы,
неведомые, вы, любимые, с кем я прожил столько страниц, кому я, заболевший
душой, - показал всего себя, до последнего смолотого винтика, до последней
лопнувшей пружины...
Я ухожу.
Запись 34-я.
Конспект:
ОТПУЩЕННИКИ. СОЛНЕЧНАЯ НОЧЬ. РАДИО-ВАЛЬКИРИЯ.
О, если бы я действительно разбил себя и всех вдребезги, если бы я
действительно - вместе с нею - оказался где-нибудь за Стеной, среди
скалящих желтые клыки зверей, если бы я действительно уже больше никогда не
вернулся сюда. В тысячу - в миллион раз легче. А теперь - что же? Пойти и
задушить эту - == Но разве это чему-нибудь поможет?
Нет, нет, нет! Возьми себя в руки, Д-503. Насади себя на крепкую
логическую ось - хоть ненадолго навались изо всех сил на рычаг - и, как
древний раб, ворочай жернова силлогизмов - пока не запишешь, не обмыслишь
всего, что случилось...
Когда я вошел на "[Интеграл]" - все уже были в сборе, все на местах,
все соты гигантского, стеклянного улья были полны. Сквозь стекло палуб -
крошечные муравьиные люди внизу - возле телеграфов, динамо,
трансформаторов, альтиметров, вентилей, стрелок, двигателей, помп, труб. В
кают-компании - какие-то над таблицами и инструментами - вероятно,
командированные Научным Бюро. И возле них - Второй Строитель с двумя своими
помощниками.
У всех троих головы по-черепашьи втянуты в плечи, лица - серые,
осенние, без лучей.
- Ну, что? - спросил я.
- Так... Жутковато... - серо, без лучей улыбнулся один. - Может,
придется спуститься неизвестно где. И вообще - неизвестно...
Мне было нестерпимо смотреть на них - на них, кого я, вот этими самыми
руками через час навсегда выкину из уютных цифр Часовой Скрижали, навсегда
оторву от материнской груди Единого Государства. Они напомнили мне
трагические образы "Трех Отпущенников" - история которых известна у нас
любому школьнику. Эта история о том, как троих нумеров, в виде опыта, на
месяц освободили от работы: делай что хочешь, иди куда хочешь *(6).
Несчастные слонялись возле места привычного труда и голодными глазами
заглядывали внутрь; останавливались на площадях - и по целым часам
проделывали те движения, какие в определенное время дня были уже
потребностью их организма: пилили и стругали воздух, невидимыми молотами
побрякивали, бухали в невидимые болванки. И наконец, на десятый день не
выдержали: взявшись за руки, вошли в воду и под звуки Марша погружались все
глубже, пока вода не прекратила их мучений...
* 6. Это давно, еще в III веке после Скрижали.
Повторяю: мне было тяжело смотреть на них, я торопился уйти.
- Я только проверю в машинном, - сказал я, - и потом - в путь.
О чем-то меня спрашивали - какой вольтаж взять для пускового взрыва,
сколько нужно водяного балласта в кормовую цистерну. Во мне был какой-то
граммофон: он отвечал на все вопросы быстро и точно, а я, не переставая, -
внутри, о своем.
И вдруг в узеньком коридорчике - одно попало мне туда, внутрь - и с
того момента, в сущности, началось.
В узеньком коридорчике мелькали мимо серые юнифы, серые лица, и среди
них на секунду одно: низко нахлобученные волосы, глаза исподлобья - тот
самый. Я понял: они здесь, и мне не уйти от всего этого никуда, и остались
только минуты - несколько десятков минут... Мельчайшая, молекулярная дрожь
во всем теле (она потом не прекращалась уже до самого конца) - будто
поставлен огромный мотор, а здание моего тела - слишком легкое, и вот все
стены, переборки, кабели, балки, огни - все дрожит...
Я еще не знаю: здесь ли она. Но сейчас уже некогда - за мной прислали,
чтобы скорее наверх, в командную рубку: пора в путь... куда?
Серые, без лучей, лица. Напруженные синие жилы внизу, на воде. Тяжкие,
чугунные пласты неба. И так чугунно мне поднять руку, взять трубку
командного телефона.
- Вверх - 45o!
Глухой взрыв - толчок - бешеная бело-зеленая гора воды в корме -
палуба под ногами уходит - мягкая, резиновая - и все внизу, вся жизнь,
навсегда... На секунду - все глубже падая в какую-то воронку, все кругом
сжималось - выпуклый сине-ледяной чертеж города, круглые пузырьки куполов,
одинокий свинцовый палец аккумуляторной башни. Потом - мгновенная ватная
занавесь туч - мы сквозь нее - и солнце, синее небо. Секунды, минуты, мили
- синее быстро твердеет, наливается темнотой, каплями холодного серебряного
пота проступают звезды...
И вот - жуткая, нестерпимо-яркая, черная, звездная, солнечная ночь.
Как если бы внезапно вы оглохли: вы еще видите, что ревут трубы, но только
видите: трубы немые, тишина. Такое было - немое - солнце.
Это было естественно, этого и надо было ждать. Мы вышли из земной
атмосферы. Но так как-то все быстро, врасплох - что все кругом оробели,
притихли. А мне - мне показалось даже легче под этим фантастическим. немым
солнцем: как будто я, скорчившись последний раз, уже переступил неизбежный
порог - и мое тело где-то там, внизу, а я несусь в новом мире, где все и
должно быть непохожее, перевернутое...
- Так держать, - крикнул я в машину, - или не я, а тот самый
граммофон во мне - и граммофон механической, шарнирной рукой сунул
командную трубку Второму Строителю. А я, весь одетый тончайшей,
молекулярной, одному мне слышной дрожью, - побежал вниз, искать...
Дверь в кают-компанию - та самая: через час она тяжко звякнет,
замкнется... Возле двери - какой-то незнакомый мне, низенький, с сотым,
тысячным, пропадающим в толпе лицом, и только руки необычайно длинные, до
колен: будто по ошибке наспех взяты из другого человеческого набора.
Длинная рука вытянулась, загородила:
- Вам куда?
Мне ясно: он не знает, что я знаю все. Пусть: может быть - так нужно.
И я сверху, намеренно резко:
- Я Строитель "[Интеграла]". И я - распоряжаюсь испытаниями. Поняли?
Руки нет.
Кают-компания. Над инструментами, картами - объезженные серой щетиной
головы - и головы желтые, лысые, спелые. Быстро всех в горсть - одним
взглядом - и назад, по коридору, по трапу, вниз, в машинное. Там жар и
грохот от раскаленных взрывами труб, в отчаянной пьяной присядке сверкающие
мотыли, в неперестающей ни на секунду, чуть заметной дрожи - стрелки на
циферблатах...
И вот - наконец - возле тахометра - он, с низко нахлобученным над
записной книжкой лбом...
- Послушайте... (грохот: надо кричать в самое ухо). - Она здесь? Где
она?
В тени - исподлобья - улыбка:
- Она? Там. В радиотелефонной...
И я - туда. Там их - трое. Все - в слуховых крылатых шлемах. И она
- будто на голову выше, чем всегда, крылатая, сверкающая, летучая - как
древние валькирии, и будто огромные, синие искры наверху, на радиошпице -
это от нее, и от нее здесь - легкий, молнийный, озонный запах.
- Кто-нибудь... нет, хотя бы - вы... - сказал я ей, задыхаясь (от
бега). - Мне надо передать вниз, на землю, на эллинг... Пойдемте, я
продиктую...
Рядом с аппаратной - маленькая коробочка-каюта. За столом, рядом. Я
нашел, крепко сжал ее руку:
- Ну, что же? Что же будет?
- Не знаю. Ты понимаешь, как это чудесно: не зная - лететь - все
равно куда... И вот скоро двенадцать - и неизвестно что? И ночь... где мы с
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Скачать полный текст (311 Кб)
Перейти на страницу автора
|