 |
|
|
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
все напитано золотисто-розозым соком, и сейчас перельется через край,
брызнет - -
Созрело. И неизбежно, как железо и магнит, с сладкой покорностью
точному непреложному закону - я влился в нее. Не было розового талона, не
было счета, не было Единого Государства, не было меня. Были только
нежно-острые, стиснутые зубы, были широко распахнутые мне золотые глаза - и
через них я медленно входил внутрь, все глубже. И тишина - только в углу -
за тысячи миль - капают капли в умывальнике, и я - вселенная, и от капли
до капли - эры, эпохи...
Накинув на себя юнифу, я нагнулся к I - и глазами вбирал в себя ее
последний раз.
- Я знала это... Я знала тебя... - сказала I, очень тихо. Быстро
поднялась, надела юнифу и всегдашнюю свою острую улыбку-укус.
- Ну-с, падший ангел. Вы ведь теперь погибли. Нет, не боитесь? Ну, до
свидания! Вы вернетесь один. Ну?
Она открыла зеркальную дверь, вделанную в стену шкафа: через плечо -
на меня, ждала. Я послушно вышел. Но едва переступил порог - вдруг стало
нужно, чтобы она прижалась ко мне плечом - только на секунду плечом, больше
ничего.
Я кинулся назад - в ту комнату, где она (вероятно) еще застегивала
юнифу перед зеркалом, вбежал - и остановился. Вот - ясно вижу - еще
покачивается старинное кольцо на ключе в двери шкафа, а I - нет. Уйти она
никуда не могла - выход из комнаты только один - и все-таки ее нет. Я
обшарил все, я даже открыл шкаф и ощупал там пестрые, древние платья:
никого...
Мне как-то неловко, планетные мои читатели, рассказывать вам об этом
совершенно невероятном происшествии. Но что ж делать, если все это было
именно так. А разве весь день с самого утра не был полон невероятностей,
разве не похоже все на эту древнюю болезнь сновидений? И если так - не все
ли равно: одной нелепостью больше или меньше? Кроме того, я уверен: раньше
или позже всякую нелепость мне удастся включить в какой-нибудь силлогизм.
Это меня успокаивает, надеюсь, успокоит и вас.
...Как я полон! Если бы вы знали: как я полон!
Запись 14-я.
Конспект:
"МОЙ". НЕЛЬЗЯ. ХОЛОДНЫЙ ПОЛ.
Все еще о вчерашнем. Личный час перед сном у меня был занят, и я не мог
записать вчера. Но во мне все это - как вырезано, и потому-то особенно -
должно быть, навсегда - этот нестерпимо холодный пол...
Вечером должна была ко мне прийти О - это был ее день. Я спустился к
дежурному взять право на шторы.
- Что с вами,- спросил дежурный. - Вы какой-то сегодня...
- Я... я болен...
В сущности, это была правда: я, конечно, болен. Все это болезнь. И
тотчас же вспомнилось: да, ведь удостоверение... Пощупал в кармане: вот -
шуршит. Значит - все было, все было действительно...
Я протянул бумажку дежурному. Чувствовал, как загорелись щеки; не глядя
видел: дежурный удивленно смотрит на меня.
И вот - 21.30. В комнате слева - спущены шторы. В комнате справа - я
вижу соседа: над книгой - его шишковатая, вся в кочках, лысина и лоб -
огромная, желтая парабола. Я мучительно хожу, хожу: как мне - после всего
- с нею, с О? И справа - ясно чувствую на себе глаза, отчетливо вижу
морщины на лбу - ряд желтых, неразборчивых строк; и мне почему-то кажется
- эти строки обо мне.
Без четверти 22 в комнате у меня - радостный розовый вихрь, крепкое
кольцо розовых рук вокруг моей шеи. И вот чувствую: все слабее кольцо, все
слабее - разомкнулось - руки опустились...
- Вы не тот, вы не прежний, вы не мой!
- Что за дикая терминология: "мой". Я никогда не был... - и запнулся:
мне пришло в голову - раньше не был, верно, но теперь... Ведь я теперь живу
не в нашем разумном мире, а в древнем, бредовом, в мире корней из
минус-единицы.
Шторы падают. Там, за стеной направо, сосед роняет книгу со стола на
пол, и в последнюю, мгновенную узкую щель между шторой и полом - я вижу:
желтая рука схватила книгу, и во мне: изо всех сил ухватиться бы за эту
руку...
- Я думала - я хотела встретить вас сегодня на прогулке. Мне о многом
- мне надо вам так много...
Милая, бедная О! Розовый рот - полумесяц рожками книзу. Но не могу же
я рассказать ей все, что было - хотя б потому, что это сделает ее
соучастницей моих преступлений: ведь я знаю, у ней не хватит силы пойти в
Бюро Хранителей и следовательно - -
О лежала. Я медленно целовал ее. Я целовал эту наивную пухлую складочку
на запястье, синие глаза были закрыты, розовый полумесяц медленно расцветал,
распускался - и я целовал ее всю.
Вдруг ясно чувствую: до чего все опустошено, отдано. Не могу, нельзя.
Надо - и нельзя. Губы у меня сразу остыли...
Розовый полумесяц задрожал, померк, скорчился. О накинула на себя
покрывало, закуталась - лицом в подушку...
Я сидел на полу возле кровати - какой отчаянно холодный пол - сидел
молча. Мучительный холод снизу - все выше, все выше. Вероятно, такой же
молчаливый холод там, в синих, немых междупланетных пространствах.
- Поймите же: я не хотел... - пробормотал я... - Я всеми силами...
Это правда: я, настоящий я не хотел. И все же: какими словами сказать
ей. Как объяснить ей, что железо не хотело, но закон - неизбежен, точен -
О подняла лицо из подушек и, не открывая глаз, сказала:
- Уйдите, - но от слез вышло у нее "ундите" - и вот почему-то
врезалась и эта нелепая мелочь.
Весь пронизанный холодом, цепенея, я вышел в коридор. Там за стеклом -
легкий чуть приметный дымок тумана. Но к ночи, должно быть, опять он
спустится, налегнет вовсю. Что будет за ночь?
О молча скользнула мимо меня, к лифту - стукнула дверь.
- Одну минутку, - крикнул я: стало страшно.
Но лифт уже гудел, вниз, вниз, вниз...
Она отняла у меня R.
Она отняла у меня О.
И все-таки, и все-таки.
Запись 15-я.
Конспект:
КОЛОКОЛ. ЗЕРКАЛЬНОЕ МОРЕ. МНЕ ВЕЧНО ГОРЕТЬ.
Только вошел в эллинг, где строится "[Интеграл]", - как навстречу
Второй Строитель. Лицо у него как всегда: круглое, белое, фаянсовое -
тарелка, и говорит - подносит на тарелке что-то такое нестерпимо вкусное:
- Вы вот болеть изволили, а тут без вас, без начальства, вчера, можно
сказать, - происшествие.
- Происшествие?
- Ну да! Звонок, кончили, стали всех с эллинга выпускать - и
представьте: выпускающий изловил ненумерованного человека. Уж как он
пробрался - понять не могу. Отвели в Операционное. Там из него, голубчика,
вытянут, как и зачем... (улыбка - вкусная...).
В Операционном - работают наши лучшие и опытнейшие врачи, под
непосредственным руководством самого Благодетеля. Там - разные приборы и,
главное, знаменитый Газовый Колокол. Это, в сущности, старинный школьный
опыт: мышь посажена под стеклянный колпак, воздушным насосом воздух в
колпаке разрежается все больше... Ну и так далее. Но только, конечно,
Газовый Колокол значительно более совершенный аппарат - с применением
различных газов, и затем - тут, конечно, уже не издевательство над
маленьким беззащитным животным, тут высокая цель - забота о безопасности
Единого Государства, другими словами, о счастии миллионов. Около пяти
столетий назад, когда работа в Операционном еще только налаживалась, нашлись
глупцы, которые сравнивали Операционное с древней инквизицией, но ведь это
так нелепо, как ставить на одну точку хирурга, делающего трахеотомию, и
разбойника с большой дороги: у обоих в руках, быть может, один и тот же нож,
оба делают одно и то же - режут горло живому человеку. И все-таки один -
благодетель, другой - преступник, один со знаком +, другой со знаком - ...
Все это слишком ясно, все это в одну секунду, в один оборот логической
машины, а потом тотчас же зубцы зацепили минус - и вот наверху уж другое:
еще покачивается кольцо в шкафу. Дверь, очевидно, только захлопнули - а ее,
I, нет: исчезла. Этого машина никак не могла провернуть. Сон? Но я еще и
сейчас чувствую: непонятная сладкая боль в правом плече - прижавшись к
правому плечу, I - рядом со мной в тумане. "Ты любишь туман?" Да, и
туман... все люблю, и все - упругое, новое, удивительное, все - хорошо...
- Все - хорошо, - вслух сказал я.
- Хорошо? - кругло вытаращились фаянсовые глаза. - То есть, что же
тут хорошего? Если этот ненумерованный умудрился... стало быть, они -
всюду, кругом, все время, они тут, они - около "[Интеграла]", они...
- Да кто [они]?
- А почем я знаю, кто. Но я их чувствую - понимаете? Все время.
- А вы слыхали: будто какую-то операцию изобрели - фантазию
вырезывают? (На днях в самом деле я что-то вроде этого слышал.)
- Ну, знаю. При чем же это тут?
- А при том, что я бы на вашем месте - пошел и попросил сделать себе
эту операцию.
На тарелке явственно обозначилось нечто лимонно-кислое. Милый - ему
показался обидным отдаленный намек на то, что у него может быть фантазия...
Впрочем, что же: неделю назад, вероятно, я бы тоже обиделся. А теперь -
теперь нет: потому что я знаю, что это у меня есть - что я болен. И знаю
еще - не хочется выздороветь. Вот не хочется, и все. По стеклянным ступеням
мы поднялись наверх. Все - под нами внизу - как на ладони...
Вы, читающие эти записки, - кто бы вы ни были, но над вами солнце. И
если вы тоже когда-нибудь были так больны, как я сейчас, вы знаете, какое
бывает - какое может быть - утром солнце, вы знаете это розовое,
прозрачное, теплое золото. И самый воздух - чуть розовый, и все пропитано
нежной солнечной кровью, все - живое: живые и все до одного улыбаются -
люди. Может случиться, через час все исчезнет, через час выкаплет розовая
кровь, но пока - живое. И я вижу: пульсирует и переливается что-то в
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Скачать полный текст (311 Кб)
Перейти на страницу автора
|
|