 |
|
|
Публикация рассказа пришлась на самый разгар цензурных гонений, связанный с революционными событиями во Франции и других европейских странах. При печатании в "Современнике" рассказ был сильно укорочен и искажен цензурой. Была опущена вся его первая часть - сатирическое описание дворянского обеда с сановником. Цензурные искажения вносились в текст в отсутствие автора который жил тогда за границей и не имел возможности как-либо сглаживать наносимые цензурой увечья. Оставшееся от первой части начало рассказа было присоединено к остальному тексту неуклюжей связкой: "Однако ж начал не с тем, чтобы описывать гостей Александра Михайлыча и его обед. Дело в том, что кое-как дождался я вечера...". Слова "дворяне" и "помещики" повсюду изымались и заменялись социально обезличенным обозначением "гости". В результате цензурного вмешательства в ряде случаев саркастический синея текста исчезал. Так, в описании двух военных "с благородными" но слегка изношенными лицами" (271, 1) печаталось: "с весьма благородными лицами"; устранено было насмешливое противопоставление качеств людей "решительных, но благонамеренных" (271, 3-6).
Рассказ о тупом студенте Войницыне не был пропущен в "Современник" в связи с тем, что в начале 1849 г. ожидались новые меры правительства по ограничению социального состава студенчества сыновьями дворян. Университетская тема вызывала в этих обстоятельствах особую настороженность цензуры. По журнальной редакции герой "Гамлета..." поступал не в университет, а в "пансион" (283, 26, 31, 39).
Цензура выкинула из рассказа Тургенева описание бедной обстановки сельской церкви (292, 28-30) и богослужения в ней (292, 32-37). Слово "шамшил" (292, 34) в отношении дьячка не было допущено и до 1865 г. заменялось: "читал". Определение "русский" отовсюду устранялось (285, 39 - было: "русскими поручиками") или заменялось (281, 14: "русскому" - "нашему брату"; 282, 10-11. "русской жизни" - "окружающей тебя жизни"). Вместо слов: "намеки на печальную красоту русской природы" печаталось: "намеки на красоту природы" (289, 4). Доцензурные чтения во всех этих случаях не были восстановлены потом Тургеневым. Точно таким же образом устранялись приурочивания действия к Москве и другим русским городам: слова "in der Stadt Moskau" (284, 8) были изъяты; вместо: "один проезжий москвич" (294, 3-4) печаталось: "один проезжий". Следы вмешательства цензуры видны и во многих других разночтениях журнальной публикации (см. раздел вариантов).
В "Гамлете Щигровского уезда" Тургенев обратился к новой для "Записок охотника" теме о судьбах русской дворянской интеллигенции, вынужденной в условиях политического бесправия в стране уходить в скорлупу замкнутых кружков, жизнь которых, при большой идейной напряженности, носила умозрительный характер, была оторвана от практики. Неожиданное на первый взгляд "нападение" Тургенева на московские философские кружки 30-х и 40-х годов, со многими участниками которых он поддерживал тесные дружеские отношения, соответствовало взглядам и Белинского, и Герцена, и молодого Салтыкова, остро критиковавшего "кружковую замкнутость" в своих первых повестях. "...я от души рад, - писал Белинский М. Бакунину 26 февраля 1840 г., - что нет уже этого кружка, в котором много было прекрасного, но мало прочного; в котором несколько человек взаимно делали счастие друг друга и взаимно мучили друг друга" (Белинский, т. XI, стр. 486). "Хуже всего то, - писал он Н. А. Бакунину 9 декабря 1841 г., - что люди кружка делаются чужды для всего, что вне их кружка" (там же, т. XII, стр. 77). В переписке Белинского содержится много таких суждений о "москводушии", как он называл увлечения кружковых идеалистов, и все они почти буквально повторяются отзывами о кружке тургеневского героя, прототипом которого послужил И. П. Клюшников - "Мефистофель" кружка Станкевича. Н. Л. Бродский в работе "Белинский и Тургенев" (сб. "Белинский - историк и теоретик литературы". М. - Л., 1949, стр. 323-342) убедительно показал, что как самая тема "Гамлета...", так и ее разработка были подсказаны Тургеневу Белинским, возглавившим в 40-е годы борьбу против кружкового идеализма, романтизма и узости.
В "Гамлете Щигровского уезда" обращает на себя внимание совпадение обстоятельств жизни героя с фактами из биографии самого Тургенева: московский университет и университет в Берлине, путешествие по Италии, философские кружки, деревенское уединение и т. п. Эти совпадения - чисто внешние: автор поставил своего героя в хорошо знакомые, им самим пережитые обстановку и обстоятельства. Но за мучительной рефлексией "Гамлета" чувствуется размышление Тургенева и над своей собственной судьбой.
Затронутая Тургеневым тема вызвала в литературных кругах современников живые и разнообразные отклики. Н. А. Некрасов в письме от 27 марта / 8 апреля 1849 г. сообщал Тургеневу, что напечатанные в э 2 "Современника" рассказы "изрядно общипаны, но весьма понравились публике" (Некрасов, т. X, стр. 129)"Я Редактор "Современника)), как сказано выше, причислял рае"! сказ к "удачнейшим в "Записках охотника"". Такое же мнение высказывал И. С. Аксаков в письме к Тургеневу от 4/16 октября 1852 г. (Р Обозр, 1894, э 8, стр. 476, 482).
Автор "Обозрения русской литературы за 1850 г." ("Современник", 1851, э 2, отд. III, стр. 57, 61) отмечал высокую цельность, резкость и глубину выведенного здесь характера. По отзыву Ап. Григорьева, "столько же комическое, сколько трагическое" лицо Гамлета изображено Тургеневым "так истинно и просто", что "вызывает на многие вопросы" (Отеч Зал, 1850, э 1, отд. V, стр. 18). Анонимный рецензент "Москвитянина" выразил свое недовольство стремлением Тургенева представить в одном лице "современное болезненное развитие в крайней степени", некоторой "уродливостью героя", которая казалась ему неправдоподобной (см.: "Москвитянин", 1851, э 1, стр. 137). Однако на типичность Гамлетов для русской действительности указывал Н. Г. Чернышевский в статье о "Губернских очерках" Салтыкова-Щедрина, в которых в роли Гамлета выступал Буеракин: "Видно, немало у нас Гамлетов в обществе, когда они так часто являются в литературе, - в редкой повести вы не встретите одного из них, если только повесть касается жизни людей с так называемыми благородными убеждениями" (Чернышевский, т. IV, стр. 290-291). По свидетельству П. В. Анненкова, "старый Гизо, прочитав "Гамлета Щигровского уезда" Тургенева, увидал в этом рассказе такой глубокий психический анализ общечеловеческого явления, что пожелал познакомиться и лично поговорить о предмете с его автором" (Анненков, Воспоминания, стр. 338).Создание "Гамлета Щигровского уезда" воспринималось как творческий подвиг писателя. "Надо быть чрезвычайно большим художником, - писал в 1883 г. Н. К. Михайловский, - чтобы с таким блеском, как это сделал Тургенев, написать несколько новых вариаций на тему, эксплуатированную гигантами творчества". (Н.К Михайловский. Соч., т. 5. СПб., 1897, стр. 812).
...у богатого помещика и охотника Александра Михайлыча Г***. - Прототипом этого персонажа послужило реально существовавшее лицо, сведения о котором приводил М. И, Пыляев в своей книге: "Замечательные чудаки и оригиналы" (СПб., 1898, стр. 260-266), где это лицо выведено под инициалами: "Н. К-ий". Этот сказочно богатый орловский помещик один из домов своей усадьбы превратил в, гостиницу для своих друзей-охотников, которые съезжались к нему сотнями. Особенной странностью К-го была неприязнь к женщинам, которые в усадьбу его не допускались.
Этих господ, для красоты слога, называли также бакенбардистами. (Дела давно минувших дней, как изволите видеть.)- Указом от 2 апреля 1837 г. Николай I запретил ношение бороды и усов гражданскими чиновниками (Полное собрание законов Российской империи - Собрание второе. Т. XII. СПб., 1838, стр, 206). Это запрещение распространилось и на студенчество, вследствие чего ко времени написания рассказа бакенбарды у студентов давно уже вышли из употребления.
...лишь бы взятки брал да колонн, столбов то есть, побольше ставил для наших столбовых дворян! - Лупихин употребляет здесь каламбур, основанный на ложной связи понятия "столбовой дворянин" со "столбами", "колоннами". Столбовой дворянин - потомственный дворянин старинного рода.
Сановник приехал. - И. Делаво, пользовавшийся, как сказано, консультацией Тургенева, поместил к этому месту примечание: "Эта внушительная фигура была, вероятно, губернатором". (Delaveau, p. 371). На полях чернового автографа против описания встречи сановника Тургенев записал имена: "кн. Васильчиков, граф Блудов, граф Уваров". Эта запись - прямое свидетельство тому, что прототипами тургеневского "сановника" были виднейшие представители николаевской бюрократии.
...с негодованием, доходившим до голода, посмотрел на бороду князя Козельского... - В указе от 2 апреля 1837 г. "О воспрещении гражданским чиновникам носить усы и бороду" говорилось, что "государь император, сверх доходящих до его величества из разных мест сведений, сам изволил заметить, что многие гражданские чиновники, в особенности вне столицы, дозволяют себе носить усы и не брить бороды . Его императорское величество изволит находить сие совершенно неприличным..." (Полное собрание законов Российской империи. Собрание второе. Т. XII. СПб., 1838, стр. 206). Французский посол де Барант в официальной депеше из Петербурга от 6 апреля 1837 г. объяснил издание этого указа личным раздражением Николая по поводу брака Елены Макленбургской с ненавистным ему герцогом Орлеанским, носившим бороду. (Souvenirs du baron de Barante. Paris, 1895, t. V, p. 557-558). Взгляд тургеневского "сановника" отражал, таким образом, поведение его коронованного хозяина.
Скачать полный текст (75 Кб)
Перейти на страницу автора
|
|