|
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
В таком случае, мы все живы, объявила Дигэ, применяя ваше толкование.
Но и само по себе, сказал Томсон.
Я буду принимать вечером, заявил Ганувер, пока же предпочитаю бродить в доме с вами, Дюроком и Санди.
Вы любите моряков, сказал Галуэй, косясь на меня, вероятно, вечером мы увидим целый экипаж капитанов.
Наш Санди один стоит военного флота, сказал Дюрок.
Я вижу, он под особым покровительством, и не осмеливаюсь приближаться к нему, сказала Дигэ, трогая веером подбородок. Но мне нравятся ваши капризы, дорогой Ганувер, благодаря им вспоминаешь и вашу молодость. Может быть, мы увидим сегодня взрослых Санди, пыхтящих по крайней мере с улыбкой.
Я не принадлежу к светскому обществу, сказал Ганувер добродушно, я один из случайных людей, которым идиотически повезло и которые торопятся обратить деньги в жизнь, потому что лишены традиции накопления. Я признаю личный этикет и отвергаю кастовый.
Мне попало, сказала Дигэ, очередь за вами, Томсон.
Я уклоняюсь и уступаю свое место Галуэю, если он хочет.
Мы, журналисты, неуязвимы, сказал Галуэй, как короли, и никогда не точим ножи вслух.
Теперь тронемся, сказал Ганувер, пойдем, послушаем, что скажет об этом Ксаверий.
У вас есть римлянин? спросил Галуэй. И тоже живой?
Если не испортился; в прошлый раз начал нести ересь.
Ничего не понимаю, Дигэ пожала плечом, но должно быть что-то захватывающее.
Все мы вышли из галереи и прошли несколько комнат, где было хорошо, как в саду из дорогих вещей, если бы такой сад был. Поп и я шли сзади. При повороте он удержал меня за руку.
Вы помните наш уговор? Дерево можно не трогать. Теперь задумано и будет все иначе. Я только что узнал это. Есть новые соображения по этому делу.
Я был доволен его сообщением, начиная уставать от подслушивания, и кивнул так усердно, что подбородком стукнулся в грудь. Тем временем Ганувер остановился у двери, сказав: "Поп!" Юноша поспешил с ключом открыть помещение. Здесь я увидел странную, как сон, вещь. Она произвела на меня, но, кажется, и на всех, неизгладимое впечатление: мы были перед человеком-автоматом, игрушкой в триста тысяч ценой, умеющей говорить.
XIV
Это помещение, не очень большое, было обставлено как гостиная, с глухим мягким ковром на весь пол. В кресле, спиной к окну, скрестив ноги и облокотясь на драгоценный столик, сидел, откинув голову, молодой человек, одетый как модная картинка. Он смотрел перед собой большими голубыми глазами, с самодовольной улыбкой на розовом лице, оттененном черными усиками. Короче говоря, это был точь-в-точь манекен из витрины. Мы все стали против него. Галуэй сказал: Надеюсь, ваш Ксаверий не говорит, в противном случае, Ганувер, я обвиню вас в колдовстве и создам сенсационный процесс.
Вот новости! раздался резкий отчетливо выговаривающий слова голос, и я вздрогнул. Довольно, если вы обвините себя в неуместной шутке!
Ах! сказала Дигэ и увела голову в плечи. Все были поражены. Что касается Галуэя, тот положительно струсил, я это видел по беспомощному лицу, с которым он попятился назад. Даже Дюрок, нервно усмехнувшись, покачал головой.
Уйдемте! вполголоса сказала Дигэ. Дело страшное!
Надеюсь, Ксаверий нам не нанесет оскорблений? шепнул Галуэй.
Останьтесь, я незлобив, сказал манекен таким тоном, как говорят с глухими, и переложил ногу на ногу.
Ксаверий! произнес Ганувер. Позволь рассказать твою историю!
Мне все равно, ответила кукла. Я механизм.
Впечатление было удручающее и сказочное. Ганувер заметно наслаждался сюрпризом. Выдержав паузу, он сказал: Два года назад умирал от голода некто Никлас Экус, и я получил от него письмо с предложением купить автомат, над которым он работал пятнадцать лет. Описание этой машины было сделано так подробно и интересно, что с моим складом характера оставалось только посетить затейливого изобретателя. Он жил одиноко. В лачуге, при дневном свете, равно озаряющем это чинное восковое лицо и бледные черты неизлечимо больного Экуса, я заключил сделку. Я заплатил триста тысяч и имел удовольствие выслушать ужасный диалог человека со своим подобием. "Ты спас меня!" сказал Экус, потрясая чеком перед автоматом, и получил в ответ: "Я тебя у б и л". Действительно, Экус, организм которого был разрушен длительными видениями тонкостей гениального механизма, скончался очень скоро после того, как разбогател, и я, сказав о том автомату, услышал такое замечание: "Он продал свою жизнь так же дешево, как стоит моя!"
Ужасно! сказал Дюрок. Ужасно! повторил он в сильном возбуждении.
Согласен. Ганувер посмотрел на куклу и спросил: Ксаверий, чувствуешь ли ты что-нибудь?
Все побледнели при этом вопросе, ожидая, может быть, потрясающего "да", после чего могло наступить смятение. Автомат качнул головой и скоро проговорил: Я Ксаверий, ничего не чувствую, потому что ты говоришь сам с собой.
Вот ответ, достойный живого человека! заметил Галуэй. Что, что в этом болване? Как он устроен?
Не знаю, сказал Ганувер, мне объясняли, так как я купил и патент, но я мало что понял. Принцип стенографии, радий, логическая система, разработанная с помощью чувствительных цифр, вот, кажется, все, что сохранилось в моем уме. Чтобы вызвать слова, необходимо при обращении произносить "Ксаверий", иначе он молчит.
Самолюбив, сказал Томсон.
И самодоволен, прибавил Галуэй.
И самовлюблен, определила Дигэ. Скажите ему что-нибудь, Ганувер, я боюсь!
Хорошо Ксаверий! Что ожидает нас сегодня и вообще?
Вот это называется спросить основательно! расхохотался Галуэй. Автомат качнул головой, открыл рот, захлопал губами, и я услышал резкий, как скрип ставни, ответ: Разве я прорицатель? Все вы умрете; а ты, спрашивающий меня, умрешь первый.
При таком ответе все бросились прочь, как облитые водой.
Довольно, довольно! вскричала Дигэ. Он неуч, этот Ксаверий, и я на вас сердита, Ганувер! Это непростительное изобретение.
Я выходил последним, унося на затылке ответ куклы: "Сердись на саму себя!"
Правда, сказал Ганувер, пришедший в заметно нервное состояние, иногда его речи огорошивают, бывает также, что ответ невпопад, хотя редко. Так, однажды, я произнес: "Сегодня теплый день", и мне выскочили слова: "Давай выпьем!"
Все были взволнованы.
Ну что, Санди? Ты удивлен? спросил Поп. Я был удивлен меньше всех, так как всегда ожидал самых невероятных явлений и теперь убедился, что мои взгляды на жизнь подтвердились блестящим образом. Поэтому я сказал: Это ли еще встретишь в загадочных дворцах?! Все рассмеялись. Лишь одна Дигэ смотрела на меня, сдвинув брови, и как бы спрашивала: "Почему ты здесь? Объясни?"
Но мной не считали нужным или интересным заниматься так, как вчера, и я скромно стал сзади. Возникли предположения идти осматривать оранжерею, где помещались редкие тропические бабочки, осмотреть также вновь привезенные картины старых мастеров и статую, раскопанную в Тибете, но после "Ксаверия" не было ни у кого настоящей охоты ни к каким развлечениям. О нем начали говорить с таким увлечением, что спорам и восклицаниям не предвиделось конца.
У вас много монстров? сказала Гануверу Дигэ.
Кое-что. Я всегда любил игрушки, может быть, потому, что мало играл в детстве.
Надо вас взять в опеку и наложить секвестр на капитал до вашего совершеннолетия, объявил Томсон.
В самом деле, продолжала Дигэ, такая масса денег на... гм... прихоти. И какие прихоти!
Вы правы, очень серьезно ответил Ганувер. В будущем возможно иное. Я не знаю.
Так спросим Ксаверия! вскричал Галуэй.
Я пошутила. Есть прелесть в безубыточных расточениях.
После этого вознамерились все же отправиться смотреть тибетскую статую. От усталости я впал в одурь, плохо соображая, что делается. Я почти спал, стоя с открытыми глазами. Когда общество тронулось, я, в совершенном безразличии, пошел, было, за ним, но, когда его скрыла следующая дверь, я, готовый упасть на пол и заснуть, бросился к дивану, стоявшему у стены широкого прохода, и сел на него в совершенном изнеможении. Я устал до отвращения ко всему. Аппарат моих восприятии отказывался работать. Слишком много было всего! Я опустил голову на руки, оцепенел, задремал и уснул. Как оказалось впоследствии, Поп возвратился, обеспокоенный моим отсутствием, и пытался разбудить, но безуспешно. Тогда он совершил настоящее предательство он вернул всех смотреть, как спит Санди Пруэль, сраженный богатством, на диване загадочного дворца. И, следовательно, я был некоторое время зрелищем, но, разумеется, не знал этого.
Пусть спит, сказал Ганувер, это хорошо спать. Я уважаю сон. Не будите его.
XV
Я забежал вперед только затем, чтобы указать, как был крепок мой сон. Просто я некоторое время не существовал.
Открыв глаза, я повернулся и сладко заложил руки под щеку, намереваясь еще поспать. Меж тем, сознание тоже просыпалось, и, в то время как тело молило о блаженстве покоя, я увидел в дремоте Молли, раскалывающую орехи. Вслед нагрянуло все; холодными струйками выбежал сон из членов моих и в оцепенении неожиданности, так как после провала воспоминание явилось в потрясающем темпе, я вскочил, сел, встревожился и протер глаза.
Был вечер, а может быть, даже ночь. Огромное лунное окно стояло перед мной. Электричество не горело. Спокойная полутьма простиралась из дверей в двери, среди теней высоких и холодных покоев, где роскошь была погружена в сон. Лунный свет проникал глубину, как бы осматриваясь. В этом смешении сумерек с неприветливым освещением все выглядело иным, чем днем подменившим материальную ясность призрачной лучистой тревогой. Линия света, отметив по пути блеск бронзовой дверной ручки, колено статуи, серебро люстры, распыливалась в сумраке, одна на всю мраморную даль сверкала неизвестная точка, зеркала или металлического предмета... почем знать? Вокруг меня лежало неведение. Я встал, пристыженный тем, что был забыт, как отбившееся животное, не понимая, что только деликатность оставила спать Санди Пруэля здесь, вместо того, чтобы волочить его полузаснувшее тело через сотню дверей.
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Скачать полный текст (263 Кб)
Перейти на страницу автора
|