|
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
А вот уже абсурд, это уж действительно следовало бы зачеркнуть: нами введены в русло все стихии никаких катастроф не может быть.
И мне теперь совершенно ясно: странное чувство внутри все от того же самого моего квадратного положения, о каком я говорил вначале. И не во мне икс (этого не может быть) просто я боюсь, что какой-нибудь икс останется в вас, неведомые мои читатели. Но я верю вы не будете слишком строго судить меня. Я верю вы поймете, что мне так трудно писать, как никогда ни одному автору на протяжении всей человеческой истории: одни писали для современников, другие для потомков, но никто никогда не писал для предков или существ, подобных их диким, отдаленным предкам...
Запись 6-я.
Конспект:
СЛУЧАЙ. ПРОКЛЯТОЕ "ЯСНО". 24 ЧАСА.
Повторяю: я вменил себе в обязанность писать, ничего не утаивая. Поэтому, как ни грустно, должен отметить здесь, что, очевидно, даже у нас процесс отвердения, кристаллизации жизни еще не закончился, до идеала еще несколько ступеней. Идеал (это ясно) там, где уже ничего не случается, а у нас... Вот не угодно ли: в Государственной Газете сегодня читаю, что на площади Куба через два дня состоится праздник Правосудия. Стало быть, опять какой-то из нумеров нарушил ход великой Государственной Машины, опять случилось что-то непредвиденное, непредвычислимое.
И, кроме того, нечто случилось со мной. Правда, это было в течение Личного Часа, т. е. в течение времени, специально отведенного для непредвиденных обстоятельств, но все же...
Около 16 (точнее, без десяти 16) я был дома. Вдруг телефон.
Д-503? женский голос.
Да.
Свободны?
Да.
Это я, I-330. Я сейчас залечу за вами, и мы отправимся в Древний Дом. Согласны?
I-330... Эта I меня раздражает, отталкивает почти пугает. Но именно потому-то я и сказал: да.
Через 5 минут мы были уже на аэро. Синяя майская майолика неба и легкое солнце на своем золотом аэро жужжит следом за нами, не обгоняя и не отставая. Но там, впереди, белеет бельмом облако, нелепое, пухлое, как щеки старинного "купидона", и это как-то мешает. Переднее окошко поднято, ветер, сохнут губы, поневоле их все время облизываешь и все время думаешь о губах.
Вот уже видны издали мутно-зеленые пятна там, за Стеною. Затем легкое, невольное замирание сердца вниз, вниз, вниз, как с крутой горы, и мы у Древнего Дома.
Все это странное, хрупкое, слепое сооружение одето кругом в стеклянную скорлупу: иначе оно, конечно, давно бы уже рухнуло. У стеклянной двери старуха, вся сморщенная и особенно рот: одни складки, сборки, губы уже ушли внутрь, рот как-то зарос и было совсем невероятно, чтобы она заговорила. И все же заговорила.
Ну что, милые, домик мой пришли поглядеть? И морщины засияли (т. е., вероятно, сложились лучеобразно, что и создало впечатление "засияли") .
Да, бабушка, опять захотелось, сказала ей I.
Морщинки сияли:
Солнце-то, а? Ну что, что? Ах, проказница, ах, проказница! Зна-ю, знаю! Ну, ладно: одни идите, я уж лучше тут, на солнце...
Гм... Вероятно, моя спутница тут частый гость. Мне хочется что-то с себя стряхнуть мешает: вероятно, все тот же неотвязный зрительный образ: облако на гладкой синей майолике.
Когда поднимались по широкой, темной лестнице, I сказала:
Люблю я ее старуху эту.
За что?
А не знаю. Может быть за ее рот. А может быть ни за что. Просто так.
Я пожал плечами. Она продолжала, улыбаясь чуть-чуть, а может быть, даже совсем не улыбаясь:
Я чувствую себя очень виноватой. Ясно, что должна быть не "просто-так-любовь", а "потому-что-любовь". Все стихии должны быть...
Ясно... начал я, тотчас же поймал себя на этом слове и украдкой заглянул на I: заметила или нет?
Она смотрела куда-то вниз; глаза были опущены как шторы.
Вспомнилось: вечером, около 22, проходишь по проспекту, и среди ярко освещенных, прозрачных клеток темные, с опущенными шторами, и там, за шторами == Что у ней там, за шторами? Зачем она сегодня позвонила, и зачем все это?
Я открыл тяжелую, скрипучую, непрозрачную дверь и мы в мрачном, беспорядочном помещении (это называлось у них "квартира"). Тот самый, странный, "королевский" музыкальный инструмент и дикая, неорганизованная, сумасшедшая, как тогдашняя музыка, пестрота красок и форм. Белая плоскость вверху; темно-синие стены; красные, зеленые, оранжевые переплеты древних книг; желтая бронза канделябры, статуя Будды; исковерканные эпилепсией, не укладывающиеся ни в какие уравнения линии мебели.
Я с трудом выносил этот хаос. Но у моей спутницы был, по-видимому, более крепкий организм.
Это самая моя любимая... и вдруг будто спохватилась укус-улыбка, белые острые зубы. Точнее: самая нелепая из всех их "квартир".
Или еще точнее: государств, поправил я. Тысячи микроскопических, вечно воюющих государств, беспощадных, как...
Ну да, ясно... по-видимому, очень серьезно сказала I.
Мы прошли через комнату, где стояли маленькие, детские кровати (дети в ту эпоху были тоже частной собственностью). И снова комнаты, мерцание зеркал, угрюмые шкафы, нестерпимо пестрые диваны, громадный "камин", большая, красного дерева кровать. Наше теперешнее прекрасное, прозрачное, вечное стекло было только в виде жалких, хрупких квадратиков-окон.
И подумать: здесь "просто-так-любили", горели, мучились... (опять опущенная штора глаз). Какая нелепая, нерасчетливая трата человеческой энергии. не правда ли?
Она говорила как-то из меня, говорила мои мысли. Но в улыбке у ней был все время этот раздражающий икс. Там, за шторами, в ней происходило что-то такое не знаю что, что выводило меня из терпения, мне хотелось спорить с ней, кричать на нее (именно так), но приходилось соглашаться не согласиться было нельзя.
Вот остановились перед зеркалом. В этот момент я видел только ее глаза. Мне пришла идея: ведь человек устроен так же дико, как эти вот нелепые "квартиры", человеческие головы непрозрачны, и только крошечные окна внутри: глаза. Она как будто угадала обернулась. "Ну, вот мои глаза. Ну?" (Это, конечно, молча.)
Передо мною два жутко-темных окна, и внутри такая неведомая, чужая жизнь. Я видел только огонь пылает там какой-то свой "камин" и какие-то фигуры, похожие...
Это, конечно, было естественно: я увидел там отраженным себя. Но было неестественно и непохоже на меня (очевидно, это было удручающее действие обстановки) я определенно почувствовал себя пойманным, посаженным в эту дикую клетку, почувствовал себя захваченным в дикий вихрь древней жизни.
Знаете что, сказала I, выйдите на минуту в соседнюю комнату. Голос ее был слышен оттуда, изнутри, из-за темных окон-глаз, где пылал камин.
Я вышел, сел. С полочки на стене прямо в лицо мне чуть приметно улыбалась курносая асимметрическая физиономия какого-то из древних поэтов (кажется, Пушкина). Отчего я сижу вот и покорно выношу эту улыбку, и зачем все это: зачем я здесь, отчего это нелепое состояние? Эта раздражающая, отталкивающая женщина, странная игра...
Там стукнула дверь шкафа, шуршал шелк, я с трудом удерживался, чтобы не пойти туда, и == точно не помню: вероятно, хотелось наговорить ей очень резких вещей.
Но она уже вышла. Была в коротком, старинном ярко-желтом платье, черной шляпе, черных чулках. Платье легкого шелка мне было ясно видно: чулки очень длинные, гораздо выше колен, и открытая шея, тень между...
Послушайте, вы, ясно, хотите оригинальничать, но неужели вы...
Ясно, перебила I, быть оригинальным это значит как-то выделиться среди других. Следовательно, быть оригинальным это нарушить равенство... И то, что на идиотском языке древних называлось "быть банальным", у нас значит: только исполнять свой долг. Потому что...
Да, да, да! Именно. Я не выдержал. И вам нечего, нечего...
Она подошла к статуе курносого поэта и, завесив шторой дикий огонь глаз, там, внутри, за своими окнами, сказала на этот раз, кажется, совершенно серьезно (может быть, чтобы смягчить меня), сказала очень разумную вещь:
Не находите ли вы удивительным, что когда-то люди терпели вот таких вот? И не только терпели поклонялись им. Какой рабский дух! Не правда ли?
Ясно... То есть я хотел... (это проклятое "ясно"!).
Ну да, я понимаю. Но ведь, в сущности, это были владыки посильнее их коронованных. Отчего они не изолировали, не истребили их? У нас...
Да, у нас... начал я. И вдруг она рассмеялась. Я просто вот видел глазами этот смех: звонкую, крутую, гибко-упругую, как хлыст, кривую этого смеха.
Помню я весь дрожал. Вот ее схватить и уж не помню что... Надо было что-нибудь все равно что сделать. Я машинально раскрыл свою золотую бляху, взглянул на часы. Без десяти 17.
Вы не находите, что уже пора? сколько мог вежливо сказал я.
А если бы я вас попросила остаться здесь со мной?
Послушайте: вы... вы сознаете, что говорите? Через десять минут я обязан быть в аудиториуме...
...И все нумера обязаны пройти установленный курс искусства и наук... моим голосом сказала I. Потом отдернула штору подняла глаза: сквозь темные окна пылал камин. В Медицинском Бюро у меня есть один врач он записан на меня. И если я попрошу он выдаст вам удостоверение, что вы были больны. Ну?
Я понял. Я наконец понял, куда вела вся эта игра.
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
Скачать полный текст (307 Кб)
Перейти на страницу автора
|