 |
|
|
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
"Заводи катавасию!" (*82)
Головщик (*83) наш Арефа тут же стоял и сразу его послушал и ударил: "Отверзу уста", - а другие подхватили, и мы катавасию кричим, бури вою сопротивляясь, а Лука смертного страха не боится и по мостовой цепи идет. В одну минуту он один первый пролет перешел и на другой спущается... А далее? далее объяла его тьма, и не видно: идет он или уже упад и крыгами проклятыми его в пучину забуровало, и не знаем мы: молить ли о его спасении или рыдать за упокой его твердой и любочестивой души?
15
- Теперь что же-с происходило на том берегу? Преосвященный владыко архиерей своим правилом в главной церкви всенощную совершал, ничего не зная, что у него в это время в приделе крали; наш англичанин Яков Яковлевич с его соизволения стоял в соседнем приделе в алтаре и, скрав нашего ангела, выслал его, как намеревался, из церкви в шинели, и Лука с ним помчался; а дед же Марой, свое слово наблюдая, остался под тем самым окном на дворе и ждет последней минуты, чтобы, как Лука не возвратится, сейчас англичанин отступит, а Марой разобьет окно и полезет в церковь с ломом и с долотом, как настоящий злодей. Англичанин глаз с него не спускает и видит, что дед Марой исправен стоит на своем послушании, и чуть заметит, что англичанин лицом к окну прилегает, чтобы его видеть, он сейчас кивает, что здесь, мол, я - ответный вор, здесь!
И оба таким образом друг другу свое благородство являют и не позволяют один другому себя во взаимоверии превозвысить, а к этим двум верам третия, еще сильнейшая двизает, но только не знают они, что та, третья вера, творит. Но вот как ударили в последний звон всенощной, англичанин и приотворил тихонько оконную форточку, чтобы Марой лез, а сам уже готов отступать, но вдруг видит, что дед Марой от него отворотился и не смотрит, а напряженно за реку глядит и твердисловит:
"Перенеси бог! перенеси бог, перенеси бог! - а потом вдруг как вспрыгнет и сам словно пьяный пляшет, а сам кричит: - Перенес бог, перенес бог!"
Яков Яковлевич в величайшее отчаяние пришел, думает:
"Ну, конец: глупый старик помешался, и я погиб", - ан смотрит, Марой с Лукою уже обнимаются.
Дед Марой шавчит:
"Я тебя назирал, как ты с фонарями по цепи шел".
А дядя Лука говорит:
"Со мною не было фонарей".
"Откуда же светение?"
Лука отвечает:
"Я не знаю, я не видал светения, я только бегом бежал и не знаю, как перебег и не упал... точно меня кто под обе руки нес".
Марой говорит:
"Это ангелы, - я их видел, и зато я теперь не преполовлю дня и умру сегодня".
А Луке как некогда было много говорить, то деду он не отвечает, а скорее англичанину в форточку обе иконы подает. Но тот взял и кажет их назад.
"Что же, - говорит, - печати нет?"
Лука говорит:
"Как нет?"
"Да нет".
Ну, тут Лука перекрестился и говорит:
"Ну, кончено! Теперь некогда поправлять. Это чудо церковный ангел совершил, и я знаю, к чему оно".
И сразу бросился Лука в церковь, протеснился в алтарь, где владыку разоблачали, и, пав ему в ноги, говорит:
"Так и так, я святотатец и вот что сейчас совершил: велите меня оковать и в тюрьму посадить".
А владыка в меру чести своея все то выслушал и ответствует:
"Это тебе должно быть внушительно теперь, где вера действеннее: вы, - говорит, - плутовством с своего ангела печать свели, а наш сам с себя ее снял и тебя сюда привел".
Дядя говорит:
"Вижу, владыко, и трепещу. Повели же отдать меня скорее на казнь".
А архиерей ответствует разрешительным словом:
"Властию, мне данною от бога, прощаю и разрешаю тебя, чадо. Приготовься заутро принять пречистое тело Христово".
Ну, а дальше, господа, я думаю, нечего вам и рассказывать: Лука Кирилов и дед Марой утром ворочаются и говорят:
"Отцы и братие, мы видели славу ангела господствующей церкви и все божественное о ней смотрение в добротолюбии ее иерарха и сами к оной освященным елеем примазались и тела и крови Спаса сегодня за обеднею приобщались".
А я как давно, еще с гостинок у старца Памвы, имел влечение воедино одушевиться со всею Русью, воскликнул за всех:
"И мы за тобой, дядя Лука!" - да так все в одно стадо, под одного пастыря, как ягнятки, и подобрались, и едва лишь тут только поняли, к чему и куда всех нас наш запечатленный ангел вел, пролия сначала свои стопы и потом распечатлевшись ради любви людей к людям, явленной в сию страшную ночь.
16
Рассказчик кончил. Слушатели еще молчали, но, наконец, один из них откашлянулся и заметил, что в истории этой все объяснимо, и сны Михайлицы, и видение, которое ей примерещилось впросонье, и падение ангела, которого забеглая кошка или собака на пол столкнула, и смерть Левонтия, который болел еще ранее встречи с Памвою, объяснимы и все случайные совпадения слов говорящего какими-то загадками Памвы.
- Понятно и то, - добавил слушатель, - что Лука по цепи перешел с веслом: каменщики известные мастера где угодно ходить и лазить, а весло тот же балансир; понятно, пожалуй, и то, что Марой мог видеть около Луки светение, которое принял за ангелов. От большой напряженности сильно перезябшему человеку мало ли что могло зарябить в глазах? Я нашел бы понятным даже и то, если бы, например, Марой, по своему предсказанию, не преполовя дня умер...
- Да он и умер-с, - отозвался Марк.
- Прекрасно! И здесь ничего нет удивительного восьмидесятилетнему старику умереть после таких волнений и простуды; но вот что для меня действительно совершенно необъяснимо: как могла исчезнуть печать с нового ангела, которого англичанка запечатала?
- Ну, а это уже самое простое-с, - весело отозвался Марк и рассказал, что они после этого вскоре же нашли эту печать между образом и ризою.
- Как же это могло случиться?
- А так: англичанка тоже не дерзнула ангельский лик портить, а сделала печать на бумажке и подвела ее под края оклада... Оно это было очень умно и искусно ею устроено, но Лука как нес иконы, так они у него за пазухой шевелились, и оттого печать и спала.
- Ну, теперь, значит, и все дело просто и естественно.
- Да, так и многие располагают, что все это случилось самым обыкновенным манером, и даже не только образованные господа, которым об этом известно, но и наша братия, в раздоре остающиеся, над нами смеются, что будто нас англичанка на бумажке под церковь подсунула. Но мы против таковых доводов не спорим: всяк как верит, так и да судит, а для нас все равно, какими путями господь человека взыщет и из какого сосуда напоит, лишь бы взыскал и жажду единодушия его с отечеством утолил. А вон мужички-вахлачки уже вылезают из-под снегу. Отдохнули, видно, сердечные, и сейчас поедут. Авось они и меня подвезут. Васильева ночка прошла. Утрудил я вас и много кое-где с собою выводил. С Новым годом зато имею честь поздравить, и простите, Христа ради, меня, невежу!
1873
ПРИМЕЧАНИЯ
В период создания повести Лесков выступает со статьями, посвященными проблемам иконописи. Его статья "Об адописных иконах", появившаяся в июле 1873 года в газете "Русский мир", вызвала целую дискуссию в печати. Там же в сентябре 1873 года была опубликована статья "О русской иконописи".
Древнерусским искусством и религией, в частности старообрядческой, Лесков интересовался еще с детства. Этому способствовало его близкое знакомство с археологом, преподавателем Академии художеств В.А.Прохоровым (1818-1882). В самом начале литературной деятельности, в 60-е годы, Лесков публикует серию статей в "Биржевых ведомостях" - "Русские архиереи и русские монастыри в старину", "Искания школ старообрядцами" и др.
Церковной тематики касается Лесков и в литературно-критических статьях 70-х годов: "Карикатурный идеал. Утопия из церковно-бытовой жизни (Критический этюд)" - о книге "Жизнь сельского священника" третьестепенного писателя официального направления Ф.В.Ливанова; статья о рассказах и повестях А.Ф.Погосского и др.
Н.С.Лесков выступал в защиту "одной из самых покинутых отраслей русского искусства" - иконописи, которая, по его мнению, служила делу просвещения народа. Он указывал на мировое значение таких шедевров, как "филаретовские святцы в Москве", "канонические створы русского письма, находящиеся в Ватикане у папы".
Лесков не воспринимает литографированные иконы как искусство. "Иконы надо писать руками иконописцев", - утверждает он. Наивысшую оценку дает он русской школе иконописи.
Из выдающихся русских мастеров-изографов своего времени Лесков называет имена Пешехонова, Силачева, Савватиева.
Таким образом, созданию "Запечатленного ангела" предшествовала большая работа Лескова по изучению иконописи как искусства.
Лесков обнаруживает также всесторонние и глубокие знания апокрифической литературы.
По требованию издателя "Русского вестника" М.Н.Каткова, Лесков вынужден был придать концовке повести поучительный характер: раскольники признают превосходство "господствующей церкви", якобы убежденные ее чудесами. Однако это "чудодейственное" преображение выглядит неправдоподобно, - об этом сам Лесков говорил в последней главе "Печерских антиков".
Как и многие произведения Лескова, "Запечатленный ангел" не сразу нашел издателя. Над этой повестью Лесков долго работал, "...вытачивать "Ангелов" по полугода да за 500 р. продавать их - сил не хватает, а условия рынка Вы знаете, как и условия жизни", - жаловался писатель одному из корреспондентов (т.10, с.360).
Близость "Запечатленного ангела" к рождественскому рассказу вызвала к нему благосклонное внимание царя Александра II. Лесков пользовался "высочайшим" отзывом, чтобы оградить повесть от посягательств цензуры.
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
Скачать полный текст (135 Кб)
Перейти на страницу автора
|
|