|
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
- Вино никуда не годится! - сказал Штольц.
- Извини, второпях не успели на ту сторону сходить, - говорил Обломов. - Вот, не хочешь ли смородинной водки? Славная, Андрей, попробуй! - Он налил еще рюмку и выпил.
Штольц с изумлением поглядел на него, но промолчал.
- Агафья Матвеевна сама настаивает: славная женщина! - говорил Обломов, несколько опьянев. - Я, признаться, не знаю, как я буду в деревне жить без нее: такой хозяйки не найдешь.
Штольц слушал его, немного нахмурив брови.
- Ты думаешь, это кто все готовит? Анисья? Нет! - продолжал Обломов. - Анисья за цыплятами ходит, да капусту полет в огороде, да полы моет; а это все Агафья Матвеевна делает.
Штольц не ел ни баранины, ни вареников, положил вилку и смотрел, с каким аппетитом ел это все Обломов.
- Теперь ты уж не увидишь на мне рубашки наизнанку, - говорил дальше Обломов, с аппетитом обсасывая косточку, - она все осмотрит, все увидит, ни одного нештопанного чулка нет - и все сама. А кофе как варит! Вот я угощу тебя после обеда.
Штольц слушал молча, с озабоченным лицом.
- Теперь брат ее съехал, жениться вздумал, так хозяйство, знаешь, уж не такое большое, как прежде. А бывало так у ней все и кипит в руках! С утра до вечера так и летает: и на рынок и в Гостиный двор... Знаешь, я тебе скажу, - плохо владея языком, заключил Обломов, - дай мне тысячи две-три, так я бы тебя не стал потчевать языком да бараниной; целого бы осетра подал, форелей, филе первого сорта. А Агафья Матвеевна без повара чудес бы наделала - да!
Он выпил еще рюмку водки.
- Да выпей, Андрей, право выпей: славная водка! Ольга Сергевна тебе этакой не сделает! - говорил он нетвердо. - Она споет Casta diva, а водки сделать не умеет так! И пирога такого с цыплятами и грибами не сделает! Так пекли только бывало в Обломовке да вот здесь! И что еще хорошо, так это то, что не повар; тот бог знает какими руками заправляет пирог; а Агафья Матвеевна
- сама опрятность!
Штольц слушал внимательно, навострив уши.
- А руки-то у нее были белые, - продолжал значительно отуманенный вином Обломов, - поцеловать не грех! Теперь стали жестки, потому что все сама!
Сама крахмалит мне рубашки! - с чувством, почти со слезами произнес Обломов. - Ей-богу, так, я сам видел. За другим жена так не смотрит - ей-богу! Славная баба Агафья Матвеевна! Эх, Андрей! Переезжай-ко сюда с Ольгой Сергеевной, найми здесь дачу: то-то бы зажили! В роще чай бы стали пить, в ильинскую пятницу на Пороховые бы Заводы пошли, за нами бы телега с припасами да с самоваром ехала. Там, на траве, на ковре легли бы! Агафья Матвеевна выучила бы и Ольгу Сергевну хозяйничать, право выучила бы. Теперь вот только плохо пошло: брат переехал; а если б нам дали три- четыре тысячи, я бы тебе таких индеек наставил тут...
- Ты получаешь пять от меня! - сказал вдруг Штольц. - Куда ж ты их деваешь?
- А долг? - вдруг вырвалось у Обломова.
Штольц вскочил с места.
- Долг? - повторил он. - Какой долг?
И он, как грозный учитель, глядел на прячущегося ребенка.
Обломов вдруг замолчал. Штольц пересел к нему на диван.
- Кому ты должен? - спросил он.
Обломов немного отрезвился и опомнился.
- Никому, я соврал, - сказал он.
- Нет, ты вот теперь лжешь, да неискусно. Что у тебя? Что с тобой, Илья? А!
Так вот что значит баранина, кислое вино! У тебя денег нет! Куда ж ты деваешь?
- Я точно должен... немного, хозяйке за припасы... - говорил Обломов.
- За баранину и за язык! Илья, говори, что у тебя делается? Что это за история: брат переехал, хозяйство пошло плохо... Тут что-то неловко.
Сколько ты должен?
- Десять тысяч, по заемному письму... - прошептал Обломов.
Штольц вскочил и опять сел.
- Десять тысяч? Хозяйке? За припасы? - повторил он с ужасом.
- Да, много забирали; я жил очень широко... Помнишь, ананасы да персики...
вот я задолжал... - бормотал Обломов. - Да что об этом?
Штольц не отвечал ему. Он соображал: "Брат переехал, хозяйство пошло плохо
- и точно оно так: все смотрит голо, бедно, грязно! Что ж хозяйка за женщина? Обломов хвалит ее! она смотрит за ним; он говорит о ней с жаром..."
Вдруг Штольц изменился в лице, поймав истину. На него пахнуло холодом.
- Илья! - спросил он. - Эта женщина... что она тебе?.. - Но Обломов положил голову на стол и задремал.
"Она его грабит, тащит с него все... это вседневная история, а я до сих пор не догадался!" - думал он.
Штольц встал и быстро отворил дверь к хозяйке, так что та, увидя его, с испугу выронила ложечку из рук, которою мешала кофе.
- Мне нужно с вами поговорить, - вежливо сказал он.
- Пожалуйте в гостиную, я сейчас приду, - отвечала она робко.
И, накинув на шею косынку, вошла вслед за ним в гостиную и села на кончике дивана. Шали уж не было на ней, и она старалась прятать руки под косынку.
- Илья Ильич дал вам заемное письмо? - спросил он.
- Нет, - с тупым взглядом удивления отвечала она, - они мне никакого письма не давали.
- Как никакого?
- Я никакого письма не видала! - твердила она с тем же тупым удивлением...
- Заемное письмо! - повторил Штольц.
Она подумала немного.
- Вы бы поговорили с братцем, - сказала она, - а я никакого письма не видала.
"Что она, дура или плутовка?" - подумал Штольц.
- Но он должен вам? - спросил он.
Она поглядела на него тупо, потом вдруг лицо у ней осмыслилось, даже выразило тревогу. Она вспомнила о заложенном жемчуге, о серебре, о салопе и вообразила, что Штольц намекает на этот долг; только никак не могла понять, как узнали об этом; она ни слова не проронила не только Обломову об этой тайне, даже Анисье, которой отдавала отчет в каждой копейке.
- Сколько он вам должен? - с беспокойством спрашивал Штольц.
- Ничего не должны! Ни копеечки!
"Скрывает передо мной, стыдится, жадная тварь, ростовщица! - думал он. - Но я доберусь".
- А десять тысяч? - сказал он.
- Какие десять тысяч? - в тревожном удивлении спросила она.
- Илья Ильич вам должен десять тысяч по заемному письму? - да или нет? - спросил он.
- Они ничего не должны. Были должны постом мяснику двенадцать с полтиной, так еще на третьей неделе отдали; за сливки молочнице тоже заплатили - они ничего не должны.
- Разве документа у вас на него нет?
Она тупо поглядела на него.
- Вы бы с братцем поговорили, - отвечала она, они живут через улицу, в доме Замыкалова, вот здесь, еще погреб в доме есть.
- Нет, позвольте переговорить с вами, - решительно сказал он. - Илья Ильич считает себя должным вам, а не братцу...
- Они мне не должны, - отвечала она, - а что я закладывала серебро, земчуг и мех, так это я для себя закладывала. Маше и себе башмаки купила, Ванюше на рубашки да в зеленные лавки отдала. А на Илью Ильича ни копеечки не пошло.
Он смотрел на нее, слушал и вникал в смысл ее слов. Он один, кажется, был близок к разгадке тайны Агафьи Матвеевны, и взгляд пренебрежения, почти презрения, который он кидал на нее, говоря с ней, невольно сменился взглядом любопытства, даже участия.
В закладе жемчуга, серебра он вполовину смутно прочел тайну жертв и только не мог решить, приносились ли они чистою преданностью или в надежде каких-нибудь будущих благ.
Он не знал, печалиться ли ему или радоваться за Илью. Открылось явно, что он не должен ей, что этот долг есть какая-то мошенническая проделка ее братца, но зато открывалось многое другое... Что значат эти заклады серебра, жемчугу?
- Так вы не имеете претензий на Илье Ильиче? - спросил он.
- Вы потрудитесь с братцем поговорить, - отвечала она монотонно, - теперь они должны быть дома.
- Вам не должен Илья Ильич, говорите вы?
- Ни копеечки, ей-богу правда! - божилась она, глядя на образ и крестясь.
- Вы это подтвердите при свидетелях?
- При всех, хоть на исповеди! - А что земчуг и серебро я заложила, так это на свои расходы...
- Очень хорошо! - перебил ее Штольц. - Завтра я побываю у вас с двумя моими знакомыми, и вы не откажетесь сказать при них то же самое?
- Вы бы лучше с братцем переговорили, - повторяла она, - а то я одета-то не так... все на кухне, нехорошо, как чужие увидят: осудят.
- Ничего, ничего; а с братцем вашим я увижусь завтра же, после того как вы подпишете бумагу...
- Писать-то я отвыкла совсем.
- Да тут немного нужно написать, всего две строки.
- Нет, уж увольте; пусть вот лучше Ванюша бы написал: он чисто пишет...
- Нет, вы не отказывайтесь, - настаивал он. - Если вы не подпишете бумаги, то это значит, что Илья Ильич должен вам десять тысяч.
- Нет, они не должны ничего, ни копеечки, - твердила она, - ей-богу!
- В таком случае, вы должны подписать бумагу. Прощайте, до завтра.
- Завтра бы вы лучше к братцу зашли... - говорила она, провожая его, - вон тут, на углу, через улицу.
- Нет, и вас прошу братцу до меня ничего не говорить, иначе Илье Ильичу будет очень неприятно...
- Так я не скажу им ничего! - послушно сказала она.
VII
На другой день Агафья Матвеевна дала Штольцу свидетельство, что она никакой денежной претензии на Обломова не имеет. С этим свидетельством Штольц внезапно явился перед братцем.
Это было истинным громовым ударом для Ивана Матвеевича. Он вынул документ и показал трепещущим средним пальцем правой руки, ногтем вниз, на подпись Обломова и на засвидетельствование маклера.
- Закон-с, - сказал он, - мое дело сторона; я только соблюдаю интересы сестры, а какие деньги брали Илья Ильич, мне неизвестно.
- Этим не кончится ваше дело, - погрозил ему, уезжая, Штольц.
- Законное дело-с, а я в стороне! - оправдывался Иван Матвеевич, пряча руки в рукава.
На другой день, только что он пришел в присутствие, явился курьер от генерала, который немедленно требовал его к себе.
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
Скачать полный текст (971 Кб)
Перейти на страницу автора
|